Игрок

Игра, иллюстрация к роману «Игрок». С.С.Косенков, 1983

Игра на рулетке была болезнью, а не прихотью — Анна Григорьевна Достоевская понимала это в полной мере:

«Сначала мне представлялось странным, как это Федор Михайлович, с таким мужеством перенесший в своей жизни столько разнородных страданий (заключение в крепости, эшафот, ссылку, смерть любимого брата, жены), как он не имеет настолько силы воли, чтобы сдержать себя, остановиться на известной доле проигрыша, не рисковать своим последним талером».

«Не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие Божеской любви и есть верх любви на земле» , Федор Михайлович Достоевский

В словах Алексея Ивановича, главного героя романа «Игрок», учителя детей богатого семейства на это частично дается такой ответ:

«Я убежден, что тут наполовину было самолюбия; мне хотелось удивить зрителей безумным риском, и — о странное ощущение — я помню отчетливо, что мною вдруг действительно без всякого вызова самолюбия овладела ужасная жажда риску.

Может быть, перейдя через столько ощущений, душа не насыщается, а только раздражается ими и требует ощущений еще, и все сильней и сильней, до окончательного утомления».

Анна Григорьевна Достоевская

Анна Григорьевна Достоевская судила о происходящем со своим супругом так:

«Мне казалось это даже некоторым унижением, недостойным его возвышенного характера, и мне было больно и обидно признавать эту слабость в моем дорогом муже. Но скоро я поняла, что это не простая “слабость воли”, а всепоглощающая человека страсть, нечто стихийное, против чего даже твердый характер бороться не может.

С этим надо было примириться, смотреть на увлечение игрой как на болезнь, против которой не имеется средств. Единственный способ борьбы – это бегство».

При парализованной страстью воле незаурядный разум ищет выхода, чтобы сохранить себя. Достоевский написал об этой грани трансформации души человека в почти анекдотичном диалоге про «Русского, Немца и Француза»:

«В катехизис добродетелей и достоинств цивилизованного западного человека вошла исторически и чуть ли не в виде главного пункта способность приобретения капиталов. А русский не только не способен приобретать капиталы, но даже и расточает их как-то зря и безобразно.

Иллюстрация к роману «Игрок». Художник И.С. Глазунов

Тем не менее нам, русским, деньги тоже нужны, — прибавил я, — а следственно, мы очень рады и очень падки на такие способы, как например рулетки, где можно разбогатеть вдруг, в два часа, не трудясь. Это нас очень прельщает; а так как мы и играем зря, без труда, то и проигрываемся!

— Это отчасти справедливо, — заметил самодовольно француз.

— Нет, это несправедливо, и вам стыдно так отзываться о своем отечестве, — строго и внушительно заметил генерал.

— Помилуйте, — отвечал я ему, — ведь, право, неизвестно еще, что гаже: русское ли безобразие или немецкий способ накопления честным трудом?

— Какая безобразная мысль! — воскликнул генерал.

— Какая русская мысль! — воскликнул француз.

Я смеялся, мне ужасно хотелось их раззадорить».

Полина и Алексей Иванович, иллюстрация к роману «Игрок». С.С.Косенков, 1983

Бравада, утешение собственным остроумием Алексея Ивановича – проходной эпизод романа. Это способ закрыть глаза перед неумолимым падением в судьбе человека.

Иллюстрация к роману «Игрок». Художник И.С.Глазунов

Страстно желаемый и обретенный выигрыш ломает взаимоотношения.

Выигрыш становится не решением, а препятствием для сближения и обретения обоюдной любви между Алексеем и Полиной:

«Я выиграл двести тысяч франков, — вскричал я, выбрасывая последний сверток.

Огромная груда билетов и свертков золота заняла весь стол, я не мог уж отвести от нее моих глаз; минутами я совсем забывал о Полине. То начинал я приводить в порядок эти кучи банковых билетов, складывал их вместе, то откладывал в одну общую кучу золото; то бросал все и пускался быстрыми шагами ходить по комнате, задумывался, потом вдруг опять подходил к столу, опять начинал считать деньги.

Вдруг, точно опомнившись, я бросился к дверям и поскорее запер их, два раза обернув ключ.

Потом остановился в раздумье пред маленьким моим чемоданом.

— Разве в чемодан положить до завтра? — спросил я, вдруг обернувшись к Полине, и вдруг вспомнил о ней. Она же все сидела не шевелясь, на том же месте, но пристально следила за мной.

Полина бросает деньги, иллюстрация к роману Игрок. С.С.Косенков, 1983

Странно как-то было выражение ее лица; не понравилось мне это выражение! Не ошибусь, если скажу, что в нем была ненависть».

В даре супружеской любви Анны Григорьевны Богом было положено начало исцеления Федора Михайловича, прекращения его страданий от пагубной страсти:

«Должна отдать себе справедливость: я никогда не упрекала мужа за проигрыш, никогда не ссорилась с ним по этому поводу (муж очень ценил это свойство моего характера) и без ропота отдавала ему наши последние деньги, зная, что мои вещи, не выкупленные в срок, наверно пропадут (что и случилось), и испытывая неприятности от хозяйки и мелких кредиторов.

Но мне было до глубины души больно видеть, как страдал сам Федор Михайлович: он возвращался с рулетки … бледный, изможденный, едва держась на ногах, просил у меня денег (он все деньги отдавал мне), уходил и через полчаса возвращался еще более расстроенный, за деньгами, и это до тех пор, пока не проиграет все, что у нас имеется.

Когда идти на рулетку было не с чем и неоткуда было достать денег, Федор Михайлович был так удручен, что начинал рыдать, становился передо мной на колени, умоляя простить его за то, что мучает меня своими поступками, приходил в крайнее отчаяние.

И мне стоило многих усилий, убеждений, уговоров, чтобы успокоить его, представить наше положение не столь безнадежным, придумать исход, обратить его внимание и мысли на что-либо иное».

«Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» —  у супруги учился Достоевский тому, что образ Божий выявляется в человеке бедой, грозой и страданием.

Федор Михайлович и Анна Григорьевна Достоевские

Источник — Опыт духовной биографии Ф.М. Достоевского — «ГЛАВНЫЙ ВОПРОС, КОТОРЫМ Я МУЧИЛСЯ СОЗНАТЕЛЬНО И БЕССОЗНАТЕЛЬНО ВСЮ МОЮ ЖИЗНЬ — СУЩЕСТВОВАНИЕ БОЖИЕ…», Татьяна Александровна Касаткина.