У Достоевского духи злобы поднебесной имели вполне русские лица. Дореволюционный социализм в романе «Бесы» раскрывает свой тайный лик одержимых и бесноватых.
«Вы, отрицатели Бога и Христа, и не подумали, как все в мире без Христа станет грязно и греховно?
Вы судите Христа и смеетесь над Богом, но вы то сами, например, какие примеры собой представляете: как вы мелочны, растлены, жадны и тщеславны?
Устраняя Христа, вы устраняете недостижимый идеал красоты и добра из человечества.
На место Его что вы предлагаете равносильного?», Федор Михайлович Достоевский
Ложь, зло и небытие для Достоевского не просто «родственные сущности» — это, по сути своей, одно и то же. Зло не имеет самостоятельного бытия, оно существует как шрамы на лице мира.
Но зло и ложь в мире ищет воплощения, а так как существовать они могут лишь в прорехах и разрывах, то они стремятся отторгнуть человека от мира и от Бога, от других людей, чтобы поселиться между ними.
Попытка подмены Бога человеком показана в диалоге Ставрогина и Верховенского в романе Достоевского «Бесы»:
«Вы мой идол! Вы никого не оскорбляете, и вас все ненавидят; вы смотрите всем ровней, и вас все боятся, это хорошо. К вам никто не подойдет вас потрепать по плечу. Вы ужасный аристократ.
Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен! Вам ничего не значит пожертовать жизнью, и своею и чужою. Вы именно таков, какого надо. Мне, мне именно такого надо, как вы. Я ни кого, кроме вас, не знаю. Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…
Он вдруг поцеловал у него руку. Холод прошел по спине Ставрогина, и он в испуге вырвал свою руку. Они остановились.
— Помешанный! — прошептал Ставрогин.
— Может, и брежу, может, и брежу! — подхватил тот скороговоркой, — но я выдумал первый шаг. Никогда Шигалеву не выдумать первый шаг. Много Шигалевых! Но один, один только человек в России изобрел первый шаг и знает, как его сделать. Этот человек я. Что вы глядите на меня? Мне вы, вы надобны, без вас я нуль. Без вас я муха, идея в стклянке, Колумб без Америки.
Ставрогин стоял и пристально глядел в его безумные глаза.
— Слушайте, мы сначала пустим смуту, — торопился ужасно Верховенский, поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав. — Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только, которые режут и жгут да делают классические выстрелы или кусаются. Такие только мешают.»
Все системы, пытающиеся устроить человека без Бога, «исходя из безграничной свободы, заканчивают безграничным рабством» — по этой мысли Достоевского дореволюционный социализм обещал принести человечеству мрак и кошмар.
Следствие отвержения Бога и неверие в бессмертие души в романе «Бесы» – это самоубийственный шаг Ставрогина, его исповедь о самоубийстве Матреши, «убившей Бога» , самоубийство Кириллова, чтобы «убить Бога».
Достоевский из опыта своей жизни пришел к абсолютному убеждению, что никакая наука не способна окончательно устроить человечество, что нравственность не может быть воздвигнута ни на каких «математических» основаниях, что «раз отвергнув Христа, ум человеческий может дойти до удивительных результатов».
Достоевский указал через слова Шатова на что направлены усилия по расшатыванию в людях веры во спасение Христово:
«Если великий народ не верует, что в нем одном истина (именно в одном и именно исключительно), если не верует, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же перестает быть великим народом и тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ» .
Отвергнув божественное установление, человек будет искать опору лишь в себе самом и все основания общества будут произвольны и быстро разрушаемы.
В конечном итоге это воплотится в «праве тигров и крокодилов» и вместится в собирательную формулу Ивана Карамазова: «Если Бога нет, то все позволено»:
«С ним лихорадка, и он бредит; с ним что-то случилось очень особенное», — посмотрел на него еще раз Ставрогин. Оба шли, не останавливаясь.
— У него хорошо в тетради, — продолжал Верховенский, — у него шпионство. У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное — равенство.»
Будучи «национальным философом России», переводя подобные политические вопросы в метаисторический и метафизический план, Достоевский раскрывал их в художественной форме как проблемы конкретные и текущие.
В христианском духе разрешается центральная для XIX века тема свободы и рабства — свободу, в отличие от множества современников, Достоевский видит не в своеволии.
Напротив, своеволие то и оборачивается по мнению Достоевского величайшим рабством себе и своей плоти. Свобода провозглашается Достоевским в постижении Божьего замысла о себе самом и следовании ему.
Свобода полагается в высочайшем развитии личности своей, которая на вершине этого развития стремится лишь к одному – отдать себя всем безраздельно и беззаветно.
Свобода есть в смирении перед Господом, в совпадении воли человеческой с Божией волей — как всегда памятное Достоевскому «не как Я хочу, но как Ты».
Единственная свобода, возможная для человека – это свобода в Боге.
Источник — Опыт духовной биографии Ф.М. Достоевского — «ГЛАВНЫЙ ВОПРОС, КОТОРЫМ Я МУЧИЛСЯ СОЗНАТЕЛЬНО И БЕССОЗНАТЕЛЬНО ВСЮ МОЮ ЖИЗНЬ — СУЩЕСТВОВАНИЕ БОЖИЕ…», Татьяна Александровна Касаткина.