Достоевский родился 30 октября 1821 года (11 ноября по новому стилю) в семействе благочестивом и консервативном. Он был вторым ребенком в семье – первенцем был горячо им любимый всю жизнь брат Михаил. Всего в семье росло семеро детей.
«Бог дал родных, чтоб учиться на них любви», Федор Михайлович Достоевский
Отец, Михаил Андреевич Достоевский — лекарь Мариинской больницы для бедных (к моменту рождения Федора исполнилось тридцать два года), был сыном священника из села Войтовцы Подольской губернии, учился в духовной семинарии, откуда, по окончании класса риторики, был направлен в московское отделение Медико-хирургической академии на казенное содержание.
Из семинарии Михаил Андреевич вышел, «весьма изрядно» изучив арифметику, латинскую и российскую грамматику, поэзию, риторику, всеобщую историю, географию, французский, немецкий и греческий языки. Михаил Андреевич много занимался со старшими детьми, особенно им запомнились суровые уроки латыни.
Одно из самых светлых воспоминаний детства Федора Михайловича – вечернее семейное чтение, для которого часто выбиралась «История государства Российского» Николая Михайловича Карамзина: многие ее эпизоды дети помнили почти наизусть. Читали также многотомные запутанные и таинственные романы Анны Радклиф, Державина, Жуковского, любимого на всю жизнь Пушкина.
Семья была дружная, детей любили и берегли. Маленьких Достоевских не отдавали в гимназию, несмотря на ограниченность средств — предпочитали частные пансионы, поскольку качество образования там было лучше и не применялись телесные наказания, обычные в то время в гимназиях.
Самого Федора, да и его братьев и сестер, читать учила мать Мария Федоровна (в девичестве Нечаева) по книге «Сто двадцать четыре священные истории Ветхого и Нового Завета» Иоганна Гюбнера.
Встреча со словесностью была одновременно встречей со Словом Божиим — первая история, которую узнавали малыши, была библейская история. Особенно поразила тогда будущего писателя судьба праведника и страдальца Иова — она станет ядром последнего его романа «Братья Карамазовы».
Мария Федоровна была дочерью московского купца третьей гильдии, ее старшая сестра вышла замуж в богатый купеческий дом Куманиных (еще век назад – монастырских крестьян), в 1830 году получивших потомственное дворянство.
В связи с этим событием перестраивается ими старая, семнадцатого века, церковь Преображения на Ордынке, рядом с фамильным домом (строительство будет закончено в 1836 году). Один из ее приделов освящен в честь чудотворной иконы «Всех скорбящих Радость», прославленной еще в семнадцатом веке. Церковь вскоре начнут называть по этому приделу – Скорбященской.
Дом семейства Куманиных и «куманинская церковь» были хорошо знакомы Федору Михайловичу, потому что Александра Федоровна Куманина – его крестная мать.
По воскресеньям и большим праздникам семья Достоевских ходит в больничную церковь к обедне, а накануне – ко всенощной. Каждый год летом Мария Федоровна с детьми едет в Троице-Сергиеву Лавру.
С отцом дети гуляли в Марьиной роще, где тропинка вела к Лазаревскому кладбищу. Один из пределов кладбищенской церкви был освящен в честь Лазаря четверодневного – первого из воскресших по слову Христову, прообраз всеобщего воскресения.
Там была похоронена сестра Любочка, прожившая лишь несколько дней. Потом, в романе Достоевского «Преступление и наказание», маленький Родион Раскольников будет с родными ходить на могилку к умершему во младенчестве братцу, а Соня прочтет ему, отчаявшемуся, давно уже не державшему в руках Евангелия, про воскресение Лазаря.
Когда в 1837 году, перед самым отъездом Федора с братом Михаилом в Петербург на учение, умрет от чахотки Мария Федоровна, ее тоже похоронят на Лазаревском кладбище. Среди надписей на ее надгробном камне одна выбрана ими: «Покойся, милый прах, до радостного утра!» — то есть до грядущего воскресения и предстоящей встречи.
С получением в 1827 году чина коллежского асессора Михаил Андреевич Достоевский приобретает права потомственного дворянства и в 1831 году покупает село Даровое, куда Мария Федоровна выезжает на лето с детьми.
История Достоевских-помещиков началась с беды: в апреле 1832 года усадьба сгорела. Известие пришло на Пасху. «Отец и мать были люди небогатые и трудящиеся — рассказывает Федор Михайлович в “Дневнике писателя за 1876 год” — и вот такой подарок к Светлому Дню!»
«С первого страху вообразили, что полное разорение. Бросились на колена и стали молиться, мать плакала. И вот вдруг подходит к ней наша няня, Алена Фроловна, служившая у нас по найму, вольная то есть, из московских мещанок.
Всех она нас, детей, взрастила и выходила. Была она тогда лет сорока пяти, характера ясного, веселого, и всегда нам рассказывала такие славные сказки! Жалования она не брала у нас уже много лет: “Не надо мне”, и накопилось ее жалования рублей пятьсот, и лежали они в ломбарде — “на старость пригодится” – и вот она вдруг шепчет маме: — Коли надо вам будет денег, так уж возьмите мои, а мне что, мне не надо…».
Денег у Алены Фроловны не взяли — обошлись и без того, но воспоминание об этом случае Достоевский сохранил на всю жизнь, как и воспоминание о встрече с мужиком Мареем, приласкавшим и успокоившим десятилетнего Федю, которому примерещился волк.
Спустя двадцать лет, в Сибири, на каторге, в минуту злобы, раздражения и отчаяния, отвращения от безобразного облика «народа», с которым ему пришлось жить в одной казарме, день и ночь вместе четыре года, Федор Михайлович вспоминает эту встречу, и сквозь чудовищный облик ему вновь начинает сиять народный лик:
«Припомнилась эта нежная, материнская улыбка бедного крепостного мужика, его кресты, его покачивание головой: “Ишь ведь, испужался, малец!” И особенно этот толстый его, запачканный в земле палец, которым он тихо и с робкою нежностью прикоснулся к вздрагивавшим губам моим.
Конечно, всякий бы ободрил ребенка, но тут в этой уединенной встрече случилось как бы что-то совсем другое, и если б я был собственным его сыном, он не мог бы посмотреть на меня сияющим более светлою любовью взглядом, а кто его заставлял? Был он собственный крепостной наш мужик, а я все же его барчонок. Никто бы не узнал, как он ласкал меня, и не наградил за то.
Любил он, что ли, так уж очень маленьких детей? Такие бывают. Встреча была уединенная, в пустом поле, и только Бог, может, видел сверху, каким глубоким и просвещенным человеческим чувством и какою тонкою, почти женственною нежностью может быть наполнено сердце иного грубого, зверски невежественного крепостного русского мужика, еще и не ждавшего, и не гадавшего тогда о своей свободе».
Источник — Опыт духовной биографии Ф.М. Достоевского — «ГЛАВНЫЙ ВОПРОС, КОТОРЫМ Я МУЧИЛСЯ СОЗНАТЕЛЬНО И БЕССОЗНАТЕЛЬНО ВСЮ МОЮ ЖИЗНЬ — СУЩЕСТВОВАНИЕ БОЖИЕ…», Татьяна Александровна Касаткина.